Вот — твой стол, твой стул,
твой стон, твоя стынь и сталь.
Стержень стана стройного стал сутул.
Ты стучишь, как Сталин, пальцами по столу.
Говоришь "остынь",
говоришь "отстань".
Остаешься каплями по стеклу.

Ты — мой дом, мой дым,
Дон Кихот мой и дума дум,
умирающий в амоке молодым.
Для тебя от Жоан Маду до Наож Удам —
просчитать ходы
прямо на ходу.
Нет, я никому тебя не отдам.

Вот — мой стих, мой страх,
мой японский бумажный стерх.
Стихли сечи старинные тех, кто стар.
Стухли свечи стеаринные тех, кто стёр
из глазниц огонь,
ссыпал прах в ладонь,
а в моих — горит для тебя костёр.

Ты — спасённый от
смерти держащий землю кит,
по себе от себя убежавший кот.
Твоих братьев скоптил в скоромное китобой.
В семисолнечный скит
отправлялся скот,
как и я отправилась за тобой.

Вот — мой теплый бок,
мой пиратский бриг,
пыль эпох и степной ковыль,
все — тебе, тебе, одичавший Брок
и смешная Брик,
все тебе — моя быль,
моя боль —
и Бог.

Ничего — себе.
Истончи, истопчи, истолчи в ступе,
истолкуй как хочешь смысл этих строк.

3о.о8.13