у нее тихий голос и поступь ее легка, и почти невесома на коже моей рука - так мурлычет и ластится к камешкам перекат. на нее как ни взглянешь, так сердце огнем горит и мольбами летит: "говори со мной, говори! и гляди этим взглядом медовой живой зари!"
только разум клокочет яростно: "нет, не верь!" - ведь внутри у княгини прячется дикий зверь.

ведь внутри у княгини есть голод, огонь и лед, на душе прорастает с младенчества мхом гнилье, да по венам не кровь, а смола и чернющий йод. не ведись на фарфоровость пальцев и на атлас этой кожи, почти что не видевшей солнца глаз. только раз ей поддашься - запомни, всего лишь раз - и уже из когтей не вырваться, не сбежать, только линия ребер тянется как межа.
только тайное знание молотом в голове - у княгини с рождения душ не одна, а две. и одна - беспощадный, безжалостный дикий зверь. вот и тянет кладбищенским холодом из углов, вертикальность зрачков и в бокале болиголов, и под сердцем свернулось клубочком да прилегло что-то темное - и не вырвать, не запереть.

их разделит навеки только святая смерть.

у княгини лицо бледно и она молчит.

зверь смеется с издевкой:

"попробуй-ка, разлучи!"



Амарант