18:37

не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Кто в детстве не осаждал старинные замки, не погибал на корабле с изодранными в клочья парусами у берегов Магелланова пролива или Новой Земли, не мчался в тачанке вместе с Чапаевым по зауральским степям, не искал сокровища, так ловко запрятанные Стивенсоном на таинственном острове, не слышал шума знамен в Бородинском бою или не помогал Маугли в непролазных дебрях Индостана?

Константин Паустовский




не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля...»

11 декабря 1910
Царское Село

🔥🔥🔥

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью,–
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.

27 июня 1934
Шереметьевский Дом

🔥🔥🔥

Все как раньше: в окна столовой
Бьется мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.

Я спросила: "Чего ты хочешь?"
Он сказал: "Быть с тобой в аду".
Я смеялась: "Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду".

Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
"Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты".

И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
Просветленно-злого лица.

О, я знаю: его отрада -
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.

1 января 1914




20:35

не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
— Ты меня любишь?
— Нет. Больше нет.


07:33

не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Люди думают, что первая любовь — сплошная романтика и нет ничего романтичнее первого разрыва. Сотни песен сложили о том, как какому-то дураку разбили сердце. Вот только в первый раз сердце разбивается больнее всего, и заживает медленнее, и шрам остается самый заметный. И что в этом романтичного?

Стивен Кинг "Страна радости"

11:04

не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды? Та, про которую сказано - "сильна, как смерть"?

А. И. Куприн

12:28

не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Она была прекрасна. Я любил ее. Я все еще любил ее - сильно, упрямо, но в сердце у меня был холод.

***
Это Индия, старик. Это Индия. Это страна, где надо всем властвует сердце. Долбанное человеческое сердце.

***
Ведь это, наверно, любовь, да? – когда ты счастлив оттого, что испытываешь самые ужасные чувства?

***
И этого и состоит наша жизнь. Мы делаем один шаг, затем другой. Поднимаем глаза навстречу улыбке или оскалу окружающего мира. Думаем. Действуем. Чувствуем. Добавляем свои скромные усилия к приливам и отливам добра и зла, затопляющим планету и вновь отступающим. Несём сквозь мрак свой крест в надежду следующей ночи. Бросаем наши храбрые сердца в обещание нового дня. С любовью — странным поиском истины вне самих себя — и с надеждой — чистым невыразимым желанием быть спасёнными. Ибо пока судьба ждёт нас, наша жизнь продолжается. Боже, спаси нас. Боже, прости нас. Жизнь продолжается.

***
(с) Шантарам

Я прочитала эту книгу за пять дней, все эти пять дней я боялась оторваться от нее хотя бы на секунду, настолько она меня захватила. Переживала, рыдала, смеялась и мое сердце пело в самом конце.
Потому что жизнь действительно продолжается, жизнь полная захватывающих приключений не стоит на месте и несет тебя вместе с собой. Независимо от того, что мир сделал с тобой, ты поднялся и пошел дальше.
Книга, которая заставляет меня понимать, если есть в жизни, что-то, что приносит тебе счастье, делает тебя живым и наполняет чувствами, то нужно держатся за это крепко, двумя руками, а по возможности и ногами, и вообще всем телом и душой.

не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
счастье растворено во времени и оседает в простых вещах. я ничего не могу тебе обещать, да и нужно ли что-нибудь обещать? вот утро начинается снегопадом, вечер заканчивается дождем. я все еще жив, ты рядом и мы ничего не ждем. если кто-то и продолжает еще высчитывать что к чему, дай Боже ему терпения, прощения дай ему, а нам, оставляющим тьму в покое, бредущим по декабрю, дай никогда, никогда не вспомнить то, о чем я не говорю. чтобы согреться, ты должен прежде позволить себе остыть. мысли подобны другой одежде – праздничны и чисты, каждая мелочь имеет силу, каждая речь и часть, если ты просишь его о счастье, научи себя замечать. замечать, как имя твое превращается в нежный звук, как город становится радостным, готовится к новому Рождеству. если ты хочешь увидеть смысл, никогда его не ищи.

счастье растворено во времени, это знает каждый опытный часовщик.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
–- я пишу неосознанно, по привычке… никогда не признаешься, что читаешь.
твоё имя привыкло носить кавычки. если б знал, хороший, кого теряешь …
не глупа, красива, упряма в меру. не обрёк Господь… обогрел, как видишь.
я всегда на себя примеряла веру, но пошла на ин.фак: зарубежка, идиш…
что угодно, вот только бы было время, на стихи и на музыку, на рисунки.
я от многих отлична… такая тема, у меня томик Черчилля в мятой сумке…

–– у меня за душою ни цента, веришь? да и с сердцем негоже – почти калека.
но когда ты меня обнимаешь, греешь… всё нутро превращается в человека.
в рядового, поручика, капитана…. час на час не приходится, и не нужно.
я почти понимаю, как ты устала, но ответ очевиден : семья не дружба…
не посмею лукавить, мне тоже больно, но какою бы славною ни была ты
мы довольно намучились, и сегодня, я всего лишь на всего провожатый…

ты пиши, я действительно все читаю, только слов не находится для ответа.
если честно, то я до сих пор не знаю, как в тебе умещается столько света…


я надеюсь, что скоро его не станет, у Земфиры однажды промокли спички…
ты же птица. пора возвращаться в стаю...
я любил тебя очень.
люблю.
[кавычки]


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Когда корпус подмоги далек и недосягаем,
Когда рвутся гранаты, и лёгкие крутит газ,
Остаётся любовь – это всё, чем располагаем.
Это то, что не выбить и не отобрать у нас.
Когда кажется – тщетны старания и попытки,
Оккупирован трон, заблокирован кабинет,
Остаётся любовь – это то, что у нас в избытке,
С чем нельзя проиграть.
То, чего у них просто нет.

Когда злобно закушены губы до брызгов алого
И глаза застилает багровая пелена –

Помни:
Только любовь всегда побеждала дьявола.

Лишь она.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
убивай и дальше, сказками-неотвязками
мы предстанем в ночном разговоре не наяву.

когда ты замахнешься снова — умру и ласково
встать за мной чернокрылых ангелов призову.

ты сожмешь в ладони землю, нательным крестиком
упадет нашейный камень, и под водой,

захлебнувшись, увидишь дверь, что ведет на лестницу,
проходящую между святостью и бедой.

не тебе решать, куда попадет мерцающий,
бестелесный остаток действий твоих и бед.

я молюсь, чтоб на свет...ты сможешь пройти, раскаившись,
по любой дороге, вьющейся не к тебе.

ты читаешь имя мое, а оно — неверное,
это стих из букв, что вовсе не существовал.

ты меня не видишь, видит лишь кто от веры не
отринул, покуда помнил мои слова.

Белиал зажал в зубах тебя. черти, лешие
пляшут на пепелище, варят в котле тела.

я пишу заклинание — имя мое — Воскресшая,
и меня неземная женщина родила.

не убий! — но поздно. я восстаю и первое,
что спасет от Вила — слово и белый круг.

до последней свечки я, не сдаваясь, верила.
если ты замахнешься снова —
я не умру.


17:21

Пряша

не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
это просто, будто бы дважды два,
там, где строили дом - под два метра бурьян-трава.
там, где думали будем растить мы своих детей -
ярким баннером высится "счастья тебе. не болей".

это просто, как знать, что вода - это H2O.
засыпать под семью одеялам, чтобы найти тепло.
закрывать плотно дверь, все равно же никто не придет,
отковыривать с окон и с сердца толстенный лед.

это просто, попробуй-ка сам, не робей.
нет ни дома, ни смысла растить детей.
вот набрал себе целый рюкзак потерь,
и иди себе осторожно.

это просто понять,
только жить с этим невозможно.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
…ты любишь, ты жить без него не можешь.
ты дуешь на воду, на молоке
обжегшись не раз, но сейчас, похоже,
журавль оказался в твоей руке.
он рядом с тобой, он смешно курлычет, с тебя не сводя восхищенных глаз, о чем-то своем, журавлином, птичьем, безмерно далеком, но в этот час ты склонна поверить всему на свете – любым отговоркам, словам любым. ты каждую ночь расставляешь сети, которые столь же легки, как дым, которые дразнят ажурной вязью и кружевом черным к себе влекут. он пойман надежно, надолго, разве что время избавит его от пут. ведь он для тебя, как счастливый случай, как сказка, как солнечный луч зимой. в приватных беседах с подругой лучшей ты гордо его называешь – «мой».
сначала он пил из ладоней воду, теперь выпивает тебя до дна ночами. однажды вкусив свободы, он хочет её получить сполна. он – вольная птица, ему не двадцать, и правда его, как полынь, горька.
«ты знаешь, а я не готов влюбляться. пока не готов… не готов пока…»

…он любит, ему без тебя тоскливо. он слишком доверчив и терпелив. довольно туманные перспективы сменились отсутствием перспектив. но он всё равно безнадежно верит, бессмысленно верит в тот миг, когда на стук осторожный откроет двери, увидит тебя и услышит «да».
ему воплощением грез о принце не стать, и синицей не быть в руках. он мог бы, наверно, пойти на принцип – сказать сгоряча, накричать в сердцах, дать волю слепой безрассудной злости, сквозь боль наконец-то шагнуть вперёд, но страшно разрушить тот хрупкий мостик, который над бездной к тебе ведет.
он ищет причину в себе, невольно листая страницы ушедших дней. твое равнодушие ранит больно, молчание ранит еще больней. он знает, ему воздалось сторицей за, сделанный в спешке, неверный шаг. ведь всё по-другому могло сложиться, но что-то однажды пошло не так. возможно, он мог поступить иначе, и правда твоя, как полынь, горчит.
«мы всё обсудили уже. а значит, мы просто расстанемся без обид».

такие дела… во фригийский узел сплетается с миру по нитке жизнь. вращается калейдоскоп иллюзий, рождая стеклянные миражи. играют оркестры на полустанках. грачи прилетели, но улетят. амур для психеи завел шарманку, исполнив балладу слепых котят. усталый харон продает билеты, они раскупаются нарасхват…

…ты любишь, любима, как жаль, что это два разных мужчины. …таков расклад.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
у нас проблема, Хьюстон.
только давай без лжи во спасение,
иначе сразу отбой.
"всё будет хорошо!" - самое хреновое утешение,
гораздо лучше "я не знаю, что будет дальше, но проживу это вместе с тобой"

.

Хьюстон,
Хьюстон, у нас проблема.
мы взрослеем, грубеем, с головою уходим в быт.
и это давно доказанная теорема:
ничего нет больнее пропасти между тем, кто ты есть, и кем хочешь быть
.

мы взрослеем, Хьюстон.
реже чувствуя, реже плача.
чаще оставляем всё на автопилоты.
мне страшно, Хьюстон, ты лишь представь, что
лет через двадцать кто-то устроит разбор мной невыполненных полётов
.

у нас проблема, Хьюстон.
мы уходим в сериалы, книги, запираем двери,
и для этих сюжетов реальность - фон.
но нужно прорваться, несмотря на то, что в тебя не верят,
ведь песня остаётся песней, даже если её записали на диктофон
.

Хьюстон,
Хьюстон, у нас проблема.
в новом мире нет места для сказок и бабочек в животе.
ждать счастья, не ждать, вот в чём дилемма,
но тот, кто однажды увидел солнце, сможет выжить и в темноте
.

у нас проблема, Хьюстон,
у нас проблема. который год.
у нас проблема: мне дико пусто.
но я верю, Хьюстон, что всё пройдёт


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
солнце роняет лучи на плитку,время летит назад,
я открываю ногой калитку и выбегаю в сад.
бабушка будет опять ругаться, это, конечно, зря -
мне через месяц уже двенадцать,пятого сентября.
старую песню птенцы заводят, воздух согрет и свеж.
незамедлительно здесь проходит в сердце любой мятеж,
здесь ни один аромат не лишний - мирная благодать.
я забираюсь на ветку вишни и начинаю ждать.
где-то проходит минут пятнадцать, может быть даже час.
лишь бы усталости не поддаться и не уйти сейчас!
вот тяжело затряслась калитка, начали лаять псы -
это пришел, наконец, Никитка, он же соседский сын.
в этом году он поедет в город и перейдет в восьмой,
носит Никитка высокий ворот с серенькой бахромой.
любить читать он про океаны и про девятый вал,
будет, наверное, капитаном, (это он сам сказал).
я от него научилась в речке раков и рыб ловить,
делать из воска смешные свечки и по собачьи плыть,
я научилась на двухколесном ездить совсем без рук.
речь не идет ни о чем серьезном, просто Никитка - друг.

пальцем вожу по окну трамвая.снова не ловит сеть.
тесты, экзамены, курсовая - только бы все успеть.
память - обрывки от фотопленок. кружится голова,
я ведь давно уже не ребенок - осенью двадцать два.
что же со мною, дурехой, стало? время летит вперед.
бабушка снова ворчит устало: "девочка, слезы - лед".
дома на полке - кусочек рая - новый букет цветов -
это подарок Никитки с края, где его порт Азов.
нынче Никитка в порту на службе. надо же, все сбылось.
только вот в нашей нелепой дружбе, видимо, не срослось.
он присылает цветы и сласти, мол, говорит, люблю,
а для меня вот такие страсти будто равны нулю.
он и умен, и хорош собою, словом, прекрасный принц:
взгляд так и манит голубизною из-под его ресниц.
безукоризненный, скажем прямо, вышел бы он супруг,
но повторяю опять упрямо: "это ведь просто друг".
так и живу, недоумевая, в призрачной пелене.
пальцем вожу по окну трамвая. счастлива? да,вполне.

кто бы подумал,что счастье рухнет тысячи дней спустя?
муж одиноко сидит на кухне,пуговку теребя.
мы с ним женаты уже лет двадцать, ужин варю для нас,
честно пытаясь не разрыдаться, соли кладу на глаз.
дача,уборка,семья,карьера - самый обычный быт,
а за душой ни любви,ни веры,даже и не болит.
воздух пропитан моей простудой,дымом от сигарет,
бабушка больше ругать не будет - бабушки больше нет.
жизнь состоит из одной печали, все повернуть бы вспять,
мне именины вчера справляли,стукнуло сорок пять.
было шампанское по стандарту, крики,толпа гостей.
пили,смеялись,играли в карты, ждали благих вестей.
Писем из детства приходит много,детство - счастливый срок.
розовощёко и тонконого щурится между строк.
но от Никитки не видно писем - есть у него семья,
самоуверен и независим,взрослые сыновья.
я почему-то скучаю даже и иногда во снах
вижу сорочку из трикотажа с воротом нараспах,
вижу неистовый вечер летний,речку и треск костра,
мальчик пятнадцати-с-чем-то-летний смотрит в мои глаза.
но от таких сновидений нежных будит меня сынок -
край одеяла чуть-чуть небрежно сбросил с ребячих ног.

что-то во сне он опять бормочет,плачу от чувств избытка.
просто люблю его больше прочих.Кстати,зовут Никитка.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
отмоли меня, обмани меня, приходи,
будь простым именным жетоном мне на груди,
серым небом над головой, и атлантом, и
тишиной у меня снаружи
темнотой у меня внутри.

понимаешь, ты до сих пор мне и меч, и щит.
ты умеешь смеяться так, что броня трещит.
и приходится закрываться, считать до ста,
ибо каждое слово жжется, как кислота.

и пускай нам с тобой вышел срок еще год назад,
я сказал далеко не все, что хотел сказать.
столько лет прошло, а все так же в твоих глазах
пост-военная хроника,
черные
небеса.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Майки, послушай, ты ведь такая щёлка,
чтобы монетка, звякнув, катилась гулко.
Майки, не суйся в эти предместья: чёлка
бесит девчонок нашего переулка.

Майк, я два метра в холке, в моей бутылке
дергаясь мелко, плещется крепкий алко, -
так что подумай, Майк, о своем затылке,
прежде чем забивать здесь кому-то стрелки;
знаешь ли, Майки, мы ведь бываем пылки
по отношенью к тем, кому нас не жалко.

знаю, что ты скучаешь по мне, нахалке.
(сам будешь вынимать из башки осколки).

я узнаю тебя в каждой смешной футболке,
каждой кривой ухмылке, игре-стрелялке;
ты меня - в каждой третьей курносой тёлке,
каждой второй язвительной перепалке;
как твоя девочка, моет тебе тарелки?
ставит с похмелья кружечку минералки?..

правильно, Майки, это крутая сделка.
если уж из меня не выходит толка.
мы были странной парой - свинья-копилка
и молодая самка степного волка.
Майки, тебе и вправду нужна сиделка,
узкая и бесстрастная, как иголка:
резкая скулка, воинская закалка.

я-то как прежде, Майки, кручусь как белка
и о тебе планирую помнить долго.
видимо, аж до самого
катафалка.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
я очень хочу, чтобы ты
знала, что ты убила,
что прекратило дышать
внутри меня в одночасье,
как омертвела память
под слоем густого ила,
как сбились ориентиры,
пароли и явки к счастью.

и дело совсем не в сексе:
да, пусть под конец воскресенья
мы просто сбивались со счета
сколько за выходные
пропотевали раз —
но всё это не сравнится
с тем, как бежал весенний
лучик по одеялу,
лицу, волосам — но таял
в блеске влюбленных глаз.

или, к примеру, вот что
тоже теперь убито:
когда просыпаешься ночью
и глядишь неотрывнодолго,
как ты во сне смеешься —
так сходит спутник с орбиты,
и падает в бесконечность,
забыв про цели, про долг, а

всё то, что нужно для счастья,
есть у него — и робко
укутываться плотнее,
чтоб сон твой не потревожить.
или вот это тоже:
как мы застряли в пробке,
как я учусь быть смирным
и ярость в себе не множить,

как широко вдыхаю
воздух, а ты — спокойна;
как мы с тобой покупаем
продукты, готовим ужин,
ходим в кино, и мир весь
принадлежит лишь нам…

теперь внутри меня — скотобойня,
не то, чтобы было больно
уничтожать всё это,
скорее — обидно то, что
весь этот мир разрушен,
сдан варварским племенам:

остались руины, пепел,
разрушенные колонны
и рукописи — они же,
как сказано, не горят —
и ходят бледные тени,
что памяти непреклонны,
и по ночам со мною
бессмысленно говорят.

мне очень хочется чтобы,
ты знала, что ты убила:
ну, если литературно —
смотри, как кровав клинок.

мы будем счастливы оба:
ты — при надежном муже
(ты, кстати, его полюбила —
или ещё привыкаешь?)
я тоже — не одинок.

какое большое сердце
внутри меня — я уверен,
что хватит ещё на много
таких вот любовных драм.

и пусть какой-то кусочек
его почерствел навечно —

но, знаешь, по крайне мере,
я просыпаюсь спокойно
и счастливо по утрам.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
я хочу домой, но где мой дом?
по адресу Авроры - крыша над головой,
но то ли это, что я назову
своей планетой, нарекая теплотой
счастливых глаз со всего света?

я вижу Бога, но где Бог в нас?
мы позабыли этикет, ответы,
математику за пятый класс.
и Бог есть тоже в этом,
но сколько Бога на одно минутное
сейчас?

я слышу музыку, но где же музыкант?
и я станцую Аргентину,
попадая в каждый такт для вас,
но материк не сдвину, не талант,
и на плечах не вынесу и хворостинку,
а мир держал один Атлант.

...

а ты все дома, с богом на губах,
читаешь мир, смотря его глазами,
пересекая Вену, Рейкьявик, Алжир
или звеня домашними ключами
ты держишь этот мир
своими верными плечами.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
в землю зарывается все - и талант, и топор войны.
но каким-то десятым чувством ты слышишь, что будет буря.

ветра врываются в твою жизнь, переворачивают все на голову
сбитых с ног, неожиданны и сильны.
ты стекаешь и плавишься, будто олово,

депрессируя и сумбуря,

вмиг разбрасывая все, что в стопочки складывалось по годам -
ровные ленты жизненной эпопеи.

и хочешь вырваться, вырвать в себе балласт.
но консерватор в тебе упрямо кричит - не дам
переворачивать этот важный пласт, -

и ты снова рушишься, холодея.

так ты падаешь и встаешь, собираешь себя в тиски,
дескать, надо идти, - даже в некоторые периоды интенсивнее.

не смотреть, кто расставил капканы, хихикая вслед.
если снова тебя разрывает внутри на куски -
не бросай свою ношу, несомую много лет.

потерпи еще малость. но вытерпи. донеси ее.


не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
и будет вера, а с нею - сила, а с силой - правда, а с правдой - жизнь.
и где б судьба тебя не носила, прошу, не сдайся, прошу, держись.
я ни о чём тебя не просила... сейчас, пожалуйста, поклянись,
что не отдашь себя в лапы боли и в зубы немощи и нытью.
что будешь выдержан и спокоен, что не позволишь пронзить копью
своих по-детски святых мечтаний и светлых целей; убьёшь ленцу
(алмаз тогда обретает грани, когда ложится в ладонь к творцу).
чужая воля, чужие мысли способны выбить из колеи,
не поддавайся. (в сакральном смысле - не сбейся с выбранного пути).
и пусть глаза застилает потом и пусть твердят, что победа - вздор,
ты знай, за следующим поворотом - вершина самых далёких гор.
и будет вера, а с нею - сила, а с силой - правда, а с правдой - жизнь.
и где б судьба тебя не носила,
прошу, не сдайся.
прошу, держись