не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
невозможно заставить любить
воскресенье, 12 апреля 2015
четверг, 09 апреля 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Человек, умеющий вовремя, с правильной интонацией сказать "бедная моя девочка" – король и Бог
Виктория Райхер
Виктория Райхер
среда, 08 апреля 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
А еще, вокруг меня одни кроты.
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Вижу суть взаимоотношений людей и не вижу в этом ни смысла, ни волшебства.
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
– Правда, что вы убили столько людей?
– Не людей. Фашистов.
***
– Люда, вы не должны этого делать. Война не место для женщин.
– Война не место для трусов, Боря.
***
– Не могу я.
– Это из-за жены?
– Это из-за войны. Если тебя убьют...
– Да вы трус товарищ капитан. Надо верить, что не убьют.
***
Что поделаешь – война. Надо жить! Надо жить!
***
Война – это не только смерть. Это такая жизнь. Если не найдешь ради чего тебе жить – тебя убьют.
***
– А ты? Ты ее любишь?
( такой сильный взгляд. интересно, а как вообще ее можно не любить? )
***
Мне двадцать пять лет. На фронте я уже успела уничтожить триста девять фашистских захватчиков. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?
Там все время повторяют, что нужно жить. Даже на войне нужно любить и жить. Иначе смерть, иначе не победить.
Плакать хочется весь фильм, но не получается плакать. Не знаю почему. В груди на протяжении двух часов свинцовая тяжесть и чувства не находят выхода.
Смерть дело жестокое, война дело смертельное.
Судьбы людей, бившихся за нас, искалечены войной. Никто не вернется прежним и прежним уже никогда не станет.
Спасибо, спасибо вам всем за возможность творить, мечтать и любить. Двадцать семь миллионов погибло лишь затем, чтобы мы могли жить под мирным небом.
Видимо только с возрастом приходит осознание всей любви к Родине. У меня великая страна и люди великие.
Дед сказал "ты когда на корт выходишь, помни за кого ты бьешься".
Не знаю, что он имел ввиду, но я за Россию бьюсь. Я патриотка своей страны, и боже, я действительно горжусь собой в этом плане. Тут меня мама правильно воспитала.
***
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме немец топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб немец, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель…
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Снял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
Если жаль тебе, чтоб старик,
Старый школьный учитель твой,
Перед школой в петле поник
Гордой старческой головой,
Чтоб за все, что он воспитал
И в друзьях твоих и в тебе,
Немец руки ему сломал
И повесил бы на столбе.
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви…
Если ты не хочешь отдать
Немцу с черным его ружьем
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем,—
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Если немца убил твой брат,
Пусть немца убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Если немца убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
Так убей же немца, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
В фильме стихотворение читала маленькая и жуткая девочка. Мурашки по коже шли. У нее были очень злые глаза, натуральные слезы и казалась она вся пропитана ненавистью к фашисту.
– Не людей. Фашистов.
***
– Люда, вы не должны этого делать. Война не место для женщин.
– Война не место для трусов, Боря.
***
– Не могу я.
– Это из-за жены?
– Это из-за войны. Если тебя убьют...
– Да вы трус товарищ капитан. Надо верить, что не убьют.
***
Что поделаешь – война. Надо жить! Надо жить!
***
Война – это не только смерть. Это такая жизнь. Если не найдешь ради чего тебе жить – тебя убьют.
***
– А ты? Ты ее любишь?
( такой сильный взгляд. интересно, а как вообще ее можно не любить? )
***
Мне двадцать пять лет. На фронте я уже успела уничтожить триста девять фашистских захватчиков. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?
Там все время повторяют, что нужно жить. Даже на войне нужно любить и жить. Иначе смерть, иначе не победить.
Плакать хочется весь фильм, но не получается плакать. Не знаю почему. В груди на протяжении двух часов свинцовая тяжесть и чувства не находят выхода.
Смерть дело жестокое, война дело смертельное.
Судьбы людей, бившихся за нас, искалечены войной. Никто не вернется прежним и прежним уже никогда не станет.
Спасибо, спасибо вам всем за возможность творить, мечтать и любить. Двадцать семь миллионов погибло лишь затем, чтобы мы могли жить под мирным небом.
Видимо только с возрастом приходит осознание всей любви к Родине. У меня великая страна и люди великие.
Дед сказал "ты когда на корт выходишь, помни за кого ты бьешься".
Не знаю, что он имел ввиду, но я за Россию бьюсь. Я патриотка своей страны, и боже, я действительно горжусь собой в этом плане. Тут меня мама правильно воспитала.
***
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме немец топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб немец, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель…
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Снял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
Если жаль тебе, чтоб старик,
Старый школьный учитель твой,
Перед школой в петле поник
Гордой старческой головой,
Чтоб за все, что он воспитал
И в друзьях твоих и в тебе,
Немец руки ему сломал
И повесил бы на столбе.
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви…
Если ты не хочешь отдать
Немцу с черным его ружьем
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем,—
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Если немца убил твой брат,
Пусть немца убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Если немца убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
Так убей же немца, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
В фильме стихотворение читала маленькая и жуткая девочка. Мурашки по коже шли. У нее были очень злые глаза, натуральные слезы и казалась она вся пропитана ненавистью к фашисту.
воскресенье, 05 апреля 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
оказывается полюбить себя "какая есть" не получается. зато отлично получается себя ненавидеть.
суббота, 04 апреля 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Черный список – хуйня. Если вы нужны, человек достанет вас с телефонов друзей, с домашних телефонов друзей, с таксофонов, со спутника Milstar.
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
в километрах отсюда курит в затяг солдат.
на горе у деревни
чёрный стоит
танк.
мой город уже не вписывается
в квадрат.
так,
ночь наступает, когда протрубит гонг.
времени нельзя перейти в свет.
за щекою зубная боль – как вагон метро –
переходит в бег.
у реки фонари. тысячи тысяч ламп.
и узор из десятков замерзших зимой
берез.
мой город уже не вписывается в
карман,
но
с порывистым ветром в город приходит Март.
гонг не трубит, качается мерно в такт.
в километрах отсюда курит в затяг солдат.
на горе у деревни
чёрный стоит
танк.
у солдата в руке белый зажат флаг.
у танкиста в зубах ржаной осыпается
хлеб.
мой город безмерно счастлив.
к нему война
не приходит
и
не зовет к себе.
Джек Абатуров]
на горе у деревни
чёрный стоит
танк.
мой город уже не вписывается
в квадрат.
так,
ночь наступает, когда протрубит гонг.
времени нельзя перейти в свет.
за щекою зубная боль – как вагон метро –
переходит в бег.
у реки фонари. тысячи тысяч ламп.
и узор из десятков замерзших зимой
берез.
мой город уже не вписывается в
карман,
но
с порывистым ветром в город приходит Март.
гонг не трубит, качается мерно в такт.
в километрах отсюда курит в затяг солдат.
на горе у деревни
чёрный стоит
танк.
у солдата в руке белый зажат флаг.
у танкиста в зубах ржаной осыпается
хлеб.
мой город безмерно счастлив.
к нему война
не приходит
и
не зовет к себе.
Джек Абатуров]
среда, 25 марта 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
чёрт, прости меня. прости, что я больше ничего не чувствую.
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Гроза рыщет в небе,
свирепая, как фельдфебель:
вышибает двери, ломает мебель.
Громом чей-то рояль, замычав утробно,
с лестницы обрушивается дробно.
Дождь обходит пешим
дороги над Ришикешем.
Мокрая обезьяна глядит настоящим лешим.
Влага ест штукатурку, мнет древесину, коробит книги, -
вода выросла с дом, и я в ней снимаю флигель.
Голову - на локоть...
Есть ли кому здесь плакать?
Твердь и так вминается, словно мякоть
перезрелого манго и мажет липким,
безразлична к твоим прозрениям и ошибкам.
Сквозь москитную сетку
глядит на вечность, свою соседку,
седовласый индус; на полу разложив газетку,
чистит фрукты и режет дольками, напевая:
"Ом намо бхагавате васудевая".
Города и числа, -
больше никакого в тебе нет смысла.
Столько лет от себя бежала и вот зависла
там, где категория времени бесполезна как таковая:
ом намо бхагавате васудевая.
Вера Полозкова
27 июня 2013 года, Ришикеш
пятница, 20 марта 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Однажды мой отец высказал пронзительную и страшную мысль:
"В главном параде в честь Дня Победы 24 июня 1945 года участвовало десять тысяч солдат и офицеров армий и фронтов. Прохождение парадных "коробок" войск продолжалось тридцать минут. И знаешь, о чем я подумал? За четыре года войны потери нашей армии составили почти девять миллионов убитых. И каждый из них, отдавших Победе самое драгоценное — жизнь! — достоин того, чтобы пройти в том парадном строю по Красной площади. Так вот, если всех погибших поставить в парадный строй, то эти "коробки" шли бы через Красную площадь девятнадцать суток…"
И я вдруг, как наяву, представил этот парад.
Парадные "коробки" двадцать на десять.
Сто двадцать шагов в минуту.
В обмотках и сапогах, шинелях, "комбезах" и телогрейках, в пилотках, ушанках, "буденовках", касках, бескозырках, фуражках.
И девятнадцать дней и ночей через Красную площадь шел бы этот непрерывный поток павших батальонов, полков, дивизий. Парад героев, парад победителей.
Задумайтесь!
Девятнадцать дней.
В. Шурыгин
"В главном параде в честь Дня Победы 24 июня 1945 года участвовало десять тысяч солдат и офицеров армий и фронтов. Прохождение парадных "коробок" войск продолжалось тридцать минут. И знаешь, о чем я подумал? За четыре года войны потери нашей армии составили почти девять миллионов убитых. И каждый из них, отдавших Победе самое драгоценное — жизнь! — достоин того, чтобы пройти в том парадном строю по Красной площади. Так вот, если всех погибших поставить в парадный строй, то эти "коробки" шли бы через Красную площадь девятнадцать суток…"
И я вдруг, как наяву, представил этот парад.
Парадные "коробки" двадцать на десять.
Сто двадцать шагов в минуту.
В обмотках и сапогах, шинелях, "комбезах" и телогрейках, в пилотках, ушанках, "буденовках", касках, бескозырках, фуражках.
И девятнадцать дней и ночей через Красную площадь шел бы этот непрерывный поток павших батальонов, полков, дивизий. Парад героев, парад победителей.
Задумайтесь!
Девятнадцать дней.
В. Шурыгин
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Люди думают, что главное – ударить посильнее. Но это неверно. Чтобы было больно, необязательно бить сильно. Главное – знать, куда бить.
Нил Гейман. Никогде.
Нил Гейман. Никогде.
суббота, 14 марта 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
весной отпускают конвой, распускают стражу:
иди же, иди куда хочешь и будь отважен;
и если ты ищешь дорогу – то вот дорога,
что ты застыл у порога?
помнишь, скулил на паперти, клянчил счастья,
хвастливо звенели наручники на запястьях;
ключ между тем был всегда у тебя в кармане,
предупреждали заранее.
ты знал, но забыл, как всегда забывают простое;
теперь свободен, теперь иди и не знай простоя,
не удивляйся: эти удобные сапоги
с твоей ноги.
а дорожной сумкой пусть тебе станет память;
сам догадаешься, что нужно в ней оставить,
чтобы идти из пустыни своей к реке
налегке.
Ксения Желудова
иди же, иди куда хочешь и будь отважен;
и если ты ищешь дорогу – то вот дорога,
что ты застыл у порога?
помнишь, скулил на паперти, клянчил счастья,
хвастливо звенели наручники на запястьях;
ключ между тем был всегда у тебя в кармане,
предупреждали заранее.
ты знал, но забыл, как всегда забывают простое;
теперь свободен, теперь иди и не знай простоя,
не удивляйся: эти удобные сапоги
с твоей ноги.
а дорожной сумкой пусть тебе станет память;
сам догадаешься, что нужно в ней оставить,
чтобы идти из пустыни своей к реке
налегке.
Ксения Желудова
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Млечный Путь на моих запястьях заискрился татуировкой, кровь метается в тонких венах и зовет в синеву небес. Я иду прямиком к вокзалу, так стеснительно и неловко, что, помедлив еще с минуту, опоздаю на свой экспресс.
Мне до ужаса непривычно и, наверное, неприятно, ведь сегодня так просто можно взять билет до самой Луны. Раньше это казалось чудом, невозможно-невероятным, но теперь механизмы чуда до предела обнажены. Я ребенком мечтал о звездах, потому что они сияли, потому что казались чем-то, что нельзя никогда достать. А потом кто-то взял машину и добавил в нее деталей, чтобы в самое сердца неба ткнуть железную рукоять. Так и начался путь прогресса, как припадочного больного: что ни шаг, то рывок и встряска, или в спину электрошок. Если б в мире ценили правду, я бы мог рассказать о многом, только людям теперь от правды и не плохо, не хорошо.
Я неслышно вхожу в свой поезд, а в вагонах - светло и пусто, только лампочки да сиденья, да нефритовый блеск окна. Всем, конечно же, надоело любоваться на эту пустошь, что сияет далеким светом над пролётами автострад. И на весь слишком длинный поезд я один в ста пяти вагонах, ни единой души не видно: автоматика - наше всё. Объявляют отправку в космос, в лампах мечется блеск аргона, я сажусь на одно из кресел, путь пуская на самотёк.
Неужели так быстро людям надоели мечты о небе, неужели венцом Вселенной они сделали шум машин? Из нутра голубой планеты прорастает железный стебель, все стремясь доказать кому-то, что способен добро вершить.
Раздается сигнал: «На месте. Всем покинуть свои вагоны». Это даже смешно, поскольку выходить предстоит лишь мне. Я дышу глубоко и глухо, как участник безумных гонок, ибо я не простой прохожий, оказавшийся на Луне.
Под пальто моим скрыта бомба. Нынче время такое просто: одна бомба для всей планеты, одна бомба – и нет Луны. Ведь она же нелепый шарик в отвратительнейших наростах, отравляющий людям небо, как соцветия белены.
Вам не нужен открытый космос, все забыли о самом главном. Значит, целый кусок вселенной я сегодня с небес сотру. Это дерзко и даже глупо. Одновременно так забавно.
Достаю до заветной кнопки и взрываю собой Луну.
Листомиров
Мне до ужаса непривычно и, наверное, неприятно, ведь сегодня так просто можно взять билет до самой Луны. Раньше это казалось чудом, невозможно-невероятным, но теперь механизмы чуда до предела обнажены. Я ребенком мечтал о звездах, потому что они сияли, потому что казались чем-то, что нельзя никогда достать. А потом кто-то взял машину и добавил в нее деталей, чтобы в самое сердца неба ткнуть железную рукоять. Так и начался путь прогресса, как припадочного больного: что ни шаг, то рывок и встряска, или в спину электрошок. Если б в мире ценили правду, я бы мог рассказать о многом, только людям теперь от правды и не плохо, не хорошо.
Я неслышно вхожу в свой поезд, а в вагонах - светло и пусто, только лампочки да сиденья, да нефритовый блеск окна. Всем, конечно же, надоело любоваться на эту пустошь, что сияет далеким светом над пролётами автострад. И на весь слишком длинный поезд я один в ста пяти вагонах, ни единой души не видно: автоматика - наше всё. Объявляют отправку в космос, в лампах мечется блеск аргона, я сажусь на одно из кресел, путь пуская на самотёк.
Неужели так быстро людям надоели мечты о небе, неужели венцом Вселенной они сделали шум машин? Из нутра голубой планеты прорастает железный стебель, все стремясь доказать кому-то, что способен добро вершить.
Раздается сигнал: «На месте. Всем покинуть свои вагоны». Это даже смешно, поскольку выходить предстоит лишь мне. Я дышу глубоко и глухо, как участник безумных гонок, ибо я не простой прохожий, оказавшийся на Луне.
Под пальто моим скрыта бомба. Нынче время такое просто: одна бомба для всей планеты, одна бомба – и нет Луны. Ведь она же нелепый шарик в отвратительнейших наростах, отравляющий людям небо, как соцветия белены.
Вам не нужен открытый космос, все забыли о самом главном. Значит, целый кусок вселенной я сегодня с небес сотру. Это дерзко и даже глупо. Одновременно так забавно.
Достаю до заветной кнопки и взрываю собой Луну.
Листомиров
четверг, 12 марта 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Нам остается слушать музыку и стихи, фотографии взглядами жечь дотла, жить в городе разлученных, в стране глухих, вырываться из цепких лап. Я могла бы представить, как среди трафика и огней, в торговом центре, на улице февраля ты останавливаешь часы и идешь ко мне, и крылья мои болят. Я могла бы представить, как мы сидим за столиком у окна, переплетаем пальцы, ведем войну с нами же, изнемогающими от ран, умирающими в весну. Я могла бы представить, как ты стоишь на балконе, в ночь отпуская свои сигареты, как маяки. А потом возвращаешься, и становится так темно, что не видно твоей руки. И никто не знает, где заканчиваются тела, кто проникает кому в глубину души… Я могла бы представить, что однажды не умерла, и остаться жить.
Но по-прежнему мы разбросаны по словам, февраль спешит к последнему этажу.
Я мучительно хочу тебя целовать.
Поэтому ухожу.
Кот Басё
Но по-прежнему мы разбросаны по словам, февраль спешит к последнему этажу.
Я мучительно хочу тебя целовать.
Поэтому ухожу.
Кот Басё
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
я разбил свое небо и солнце, расстрелял свою совесть и честность,
разбросал на отдельные числа свои даты и строки стихов.
я убил тебя четко и быстро. я любил тебя долго и чисто.
я достал тебе гребаный космос, показав бесконечность грехов.
я сбивал тебя лóктем с обрыва, ты спасала меня от болезней,
я искал тебя в лицах и трупах, зажимая до боли курок.
и нас было чуть меньше, чем смысла в этой тупости раненых лезвий.
ты мой самый приятный и глупый, бесполезный и лживый порок.
мы бежим от себя и друг друга, забывая присесть на дорогу,
и, Ассоль, если ты моя муза, то я твой в стельку прóпитый Грей.
и, прошу тебя, если воскреснешь, передай хоть какому-то Богу:
пусть убьет меня, как дезертира из своих тыловых палачей.
Анна Шевченко
разбросал на отдельные числа свои даты и строки стихов.
я убил тебя четко и быстро. я любил тебя долго и чисто.
я достал тебе гребаный космос, показав бесконечность грехов.
я сбивал тебя лóктем с обрыва, ты спасала меня от болезней,
я искал тебя в лицах и трупах, зажимая до боли курок.
и нас было чуть меньше, чем смысла в этой тупости раненых лезвий.
ты мой самый приятный и глупый, бесполезный и лживый порок.
мы бежим от себя и друг друга, забывая присесть на дорогу,
и, Ассоль, если ты моя муза, то я твой в стельку прóпитый Грей.
и, прошу тебя, если воскреснешь, передай хоть какому-то Богу:
пусть убьет меня, как дезертира из своих тыловых палачей.
Анна Шевченко
пятница, 06 марта 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
вторник, 03 марта 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
— Прости.
— Прости? Прости — очень удобная штука, чтобы уйти от ответственности.
— Прости? Прости — очень удобная штука, чтобы уйти от ответственности.
пятница, 27 февраля 2015
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
– что мне с тобой делать?
– ты должна просто любить меня
– ты должна просто любить меня
не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
Я бы хотела поменьше чувствовать, пореже смотреть на себя в зеркало, и не так отчетливо понимать, что я презираю себя.
Перед отъездом в Германию Ю. сказала мне
ты неправильно живешь. так жить нельзя.
Да, так жить нельзя. Нужно нести пользу, а не проживать свои дни гордясь былыми достижениями. Потому сейчас и не получается ничего. Всегда все вокруг виноваты. Все вы дураки и не лечитесь, одна я умная, в белом пальто стою красивая. Так не бывает. Во всех своих бедах человек сам виноват. Как и виноват сам в неправильном выборе. В неправильно принятом решении. Как виноват в трусости и неспособности сопереживать. Просто в один прекрасный день нужно это понять. Проснутся, перестать скулить и сделать то о чем давно мечтаешь. Существовать ради великой цели и воплощать эту цель в жизнь — лучшая мотивация, чтобы перестать себя ненавидеть.
Многие люди умеют правильно и красиво передать то, что чувствуют. У меня же каждый раз получается недовольный собой текст. Из под моих пальцев кроме, как исковерканных предложений и неправильно расставленных запятых ничего не выходит.
Но именно это делает меня цельной. Я такая какая есть, пытаюсь всеми силами найти место в этом мире, найти свой путь, делать то, что умею лучше всего. Я пытаюсь, пытаюсь, пыхчу, забираюсь на гору и снова лечу с нее кубарем вниз и каждый раз недоумеваю, что же я делаю не так?
А ничего. Просто когда даешь слабину, когда один единственный раз спустишь все на тормозах, воскликнешь "ай, ну и что", тогда то все и ломается. Именно в ту самую секунду, как произошел такой крах нужно смело спускаться по лестнице вниз, не дожидаясь пока кто-нибудь не тыкнет мордой в грязь и не скинет с этой лестницы.
Кто не падал тот и не вставал.
Но иногда падая снова, уже не хочется поднимается. Лежу я сама себе на уме в этой теплой луже, а не сил нет, ни желания. В такие моменты нужно доказывать самой себе: мол, я смогу. Смогу, все преодолею, вытерплю, выстою. Я воин.
Это как на войне. Не было у людей выбора — либо свою страну бросить на растерзание, либо воевать. Подниматься, когда сил вставать нет. Идти, когда от усталости падаешь.
Все за Родину. Все за Родину нашу.
Россию люблю. Так люблю свою страну, что иногда аж сердце от нежности заходится. Поживешь так по полтора месяца мотаясь по соревнованиям за границей — возвращаешься и чувствуешь тепло. Вечное тепло дома.
Ну вы же понимаете, что нет другого выбора. Либо ты отдаешься делу до конца и побеждаешь в том, во что ты веришь, либо ты не воин.
Перед отъездом в Германию Ю. сказала мне
ты неправильно живешь. так жить нельзя.
Да, так жить нельзя. Нужно нести пользу, а не проживать свои дни гордясь былыми достижениями. Потому сейчас и не получается ничего. Всегда все вокруг виноваты. Все вы дураки и не лечитесь, одна я умная, в белом пальто стою красивая. Так не бывает. Во всех своих бедах человек сам виноват. Как и виноват сам в неправильном выборе. В неправильно принятом решении. Как виноват в трусости и неспособности сопереживать. Просто в один прекрасный день нужно это понять. Проснутся, перестать скулить и сделать то о чем давно мечтаешь. Существовать ради великой цели и воплощать эту цель в жизнь — лучшая мотивация, чтобы перестать себя ненавидеть.
Многие люди умеют правильно и красиво передать то, что чувствуют. У меня же каждый раз получается недовольный собой текст. Из под моих пальцев кроме, как исковерканных предложений и неправильно расставленных запятых ничего не выходит.
Но именно это делает меня цельной. Я такая какая есть, пытаюсь всеми силами найти место в этом мире, найти свой путь, делать то, что умею лучше всего. Я пытаюсь, пытаюсь, пыхчу, забираюсь на гору и снова лечу с нее кубарем вниз и каждый раз недоумеваю, что же я делаю не так?
А ничего. Просто когда даешь слабину, когда один единственный раз спустишь все на тормозах, воскликнешь "ай, ну и что", тогда то все и ломается. Именно в ту самую секунду, как произошел такой крах нужно смело спускаться по лестнице вниз, не дожидаясь пока кто-нибудь не тыкнет мордой в грязь и не скинет с этой лестницы.
Кто не падал тот и не вставал.
Но иногда падая снова, уже не хочется поднимается. Лежу я сама себе на уме в этой теплой луже, а не сил нет, ни желания. В такие моменты нужно доказывать самой себе: мол, я смогу. Смогу, все преодолею, вытерплю, выстою. Я воин.
Это как на войне. Не было у людей выбора — либо свою страну бросить на растерзание, либо воевать. Подниматься, когда сил вставать нет. Идти, когда от усталости падаешь.
Все за Родину. Все за Родину нашу.
Россию люблю. Так люблю свою страну, что иногда аж сердце от нежности заходится. Поживешь так по полтора месяца мотаясь по соревнованиям за границей — возвращаешься и чувствуешь тепло. Вечное тепло дома.
Ну вы же понимаете, что нет другого выбора. Либо ты отдаешься делу до конца и побеждаешь в том, во что ты веришь, либо ты не воин.