не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
он глядит на нее, как пит, проживший с ним двадцать лет
до момента, как умереть.
она гладит его, как мать, хороший дает совет,
но руки ее как плеть.

не гореть, так тлеть.

***

он говорит ей речи, она собирает вещи.
он говорит ей - дальше не будет легче.
а она молчаливо ему отвечает - ничего это вовсе не означает,
просто будут сильнее плечи,
да сердце крепче.

***

а он говорит ей - ты только дыши!
а она не слышит.
она просто, как раньше, старается жить и
дышит.
иногда её так корежит, что аж колышет.
и она слетает с высокой крыши
и летит не меньше, чем 10 лет.
в промежутках делает всю работу
малышей выгуливает в субботу
как-то раз в неё тут влюбился кто-то.
но её-то нет.

***

проходит примерно год, он звонит ей - привет, голубка
она говорит "минутку" и мимо трубки -
"любимый, я ненадолго", и голос хрупкий
звенящий, счастливый, солнечный, жгущий, чуткий,
чувственный и щемящий, как из-под куртки
его, если спрятать её туда.
тогда он поспешно прощается и бормочет
прости, говорит ей, уже ничего не хочет.
о, черт, говорит. И она так легко хохочет,
что больше он не появится никогда.

и теперь стоит и стынет в дверном проёме,
с телефоном замершим у лица.
никого вокруг в её тихом доме: ни глупца, ни бога, ни подлеца.