[мывсетяжелобольны]

у моей Мари
зерна кофе внутри
и ботинки в пыли,
да разбитые теплые губы.

вот она говорит
и неистовый ритм,
словно метеорит,
вылетает сквозь сжатые зубы.

а на небе Луна -
как ночной мотылек,
и качается Бог
на ветке.

и из кольта в висок,
надавив на курок,
мне стреляет Мари
метко.

звёзды сели на мель,
и волос ее медь
по щеке, словно плеть,
хлещет.

коже снова гореть.
но принять эту смерть,
из ладоней, как свет,
легче.

у моей Мари
джинсы с дырками и
бороздят корабли
спину.

разливается мир
кляксой синих чернил.
и разрушенный Рим
сгинул.

мне не страшно почти,
я и меч, я и щит.
и совсем не дрожит
голос.

смерть тихонечко спит
на коленях людских,
зарывая в пески
гордость.

а Мари идет
по ладоням вод,
даже если брод,
даже если мост
рядом.

шаг ее - фокстрот,
ее узкий рот
напевает трот.

взглядом,

словно Василиск,
выпивает жизнь.
я иду на риск,
тронув.

я шепчу: ''держись'',
и взлетают ввысь
стаи черных птиц
сонных.

и моя Мари,
словно хищный гриф,
словно страшный миф,
жжётся.

и восходит вмиг,
лишь для нас двоих,
на хребте Земли,
солнце.

у моей Мари,
в ее узкой груди,
для моей любви
нет места.

мне нельзя говорить,
только горло горит:
''ну бери же, бери
моё сердце''.


Джио Россо