не буду ничего говорить. а то еще чего-нибудь скажу.
март кончался, когда я решила тебе написать об этом:
что пора уже строить жизнь, а не быть поэтом. что пора наизусть знать цену жилья и гречи. что пора перестать пить вино. относится легче ко всем тягостям и существующему раздраю. я иду по садовой, как будто бы я не знаю ни тебя, ни списка твоих болячек. сделай жизнь чуть стабильнее.
ты ведь уже не мальчик?
только мне ли учить?! мне ли нудеть гнусаво? я почти гренадин, ты почти что блю кюрасао. и на радужке глаз отпечататься полумерой. жить сначала терпением, после — банальной верой. в наше общее "дальше". ценно? необходимо? что когда нибудь мы доедем до риги, рима, до чукотки, парижа, вены и грязной праги. что когда-нибудь зафиксируем на бумаге наши чувства, а после это покажем внукам. но пока что по-горло мы сыты с тобой друг-другом.
что бы ни было здесь, в этой комнате, я высекаю плавно линии букв и имя твое с заглавной. холодные строки струятся на лист, как ливни. хочешь спасти нас?
так действуй!
так говори мне!
чувства переливай в слова, складывай в текст и пой их.
так было бы лучше, поверь мне, для нас обоих.
упертых, живых, не ждущих небесной маны.
несущих домой орешки (полны карманы).
неясных,
нерезких,
неправильного формата.
влюбленных в миндальный кофе из автомата.
в извечную нищету и гиеньи ссоры. целующихся на красные светофоры, на серые небеса (наш город других не видел), на волны невы, на весь отрешенный питер.
теряя тебя на картах, иду вслепую. когда-то давно ты очень любил другую, стирая с ней дни, бесценные нервы, ночи. но я никогда, клянусь, не любила прочих. их пресные образы, тусклые очи, скулы. они так пусты, безвкусны, малы, сутулы.
их руки, колени, голени, поясницы. их шеи, запястья, ямочки и ключицы. мне все это безразлично, без лжи скажу я. сердце знает любовь неистовую, большую. и теперь не дает реакций на все, что мельче. ты ложишься, как ноша тяжкая, мне на плечи.
я несу и несу. судьба наделила властью.
ты однажды придешь и останешься,
это и будет
счастье.
Аришка

что пора уже строить жизнь, а не быть поэтом. что пора наизусть знать цену жилья и гречи. что пора перестать пить вино. относится легче ко всем тягостям и существующему раздраю. я иду по садовой, как будто бы я не знаю ни тебя, ни списка твоих болячек. сделай жизнь чуть стабильнее.
ты ведь уже не мальчик?
только мне ли учить?! мне ли нудеть гнусаво? я почти гренадин, ты почти что блю кюрасао. и на радужке глаз отпечататься полумерой. жить сначала терпением, после — банальной верой. в наше общее "дальше". ценно? необходимо? что когда нибудь мы доедем до риги, рима, до чукотки, парижа, вены и грязной праги. что когда-нибудь зафиксируем на бумаге наши чувства, а после это покажем внукам. но пока что по-горло мы сыты с тобой друг-другом.
что бы ни было здесь, в этой комнате, я высекаю плавно линии букв и имя твое с заглавной. холодные строки струятся на лист, как ливни. хочешь спасти нас?
так действуй!
так говори мне!
чувства переливай в слова, складывай в текст и пой их.
так было бы лучше, поверь мне, для нас обоих.
упертых, живых, не ждущих небесной маны.
несущих домой орешки (полны карманы).
неясных,
нерезких,
неправильного формата.
влюбленных в миндальный кофе из автомата.
в извечную нищету и гиеньи ссоры. целующихся на красные светофоры, на серые небеса (наш город других не видел), на волны невы, на весь отрешенный питер.
теряя тебя на картах, иду вслепую. когда-то давно ты очень любил другую, стирая с ней дни, бесценные нервы, ночи. но я никогда, клянусь, не любила прочих. их пресные образы, тусклые очи, скулы. они так пусты, безвкусны, малы, сутулы.
их руки, колени, голени, поясницы. их шеи, запястья, ямочки и ключицы. мне все это безразлично, без лжи скажу я. сердце знает любовь неистовую, большую. и теперь не дает реакций на все, что мельче. ты ложишься, как ноша тяжкая, мне на плечи.
я несу и несу. судьба наделила властью.
ты однажды придешь и останешься,
это и будет
счастье.
Аришка
