Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!

1913
Ахматова

---

Слышал легенду,
Будто когда-то
Эту страну населяли гиганты.
Будто бы жили
Странной судьбою:
Были готовы к работе и к бою,
От недостатка
Хлеба и мяса
Бредили Марксом, Победой и Марсом,
Снежной тайгою,
Арктикой хмурой,
Яркими звёздами над Байконуром,
Пламенем жарким,
Бездной бездонной...
Строили шахты, плотины и домны.
И заблуждались,
И побеждали.
Ждали гостей из немыслимой дали.
Сквозь канонаду
Бойни кровавой
Мчались, чтоб рухнуть в высокие травы,
В снег почерневший,
В воду и в глину...
Алый свой флаг вознесли над Берлином.
Шли от колхозной
Луковой грядки
К Олимпиаде, Афгану, разрядке.
Шли сквозь шаблоны
И трафареты,
Шли, за собой увлекая планету,
Кровью писали
Добрую сказку.
Даже ошибки их были гигантски.
Верили, веру
В сердце лелея,
В непогрешимость речей с Мавзолея,
Знали, что правы
Серп их и молот,
Знали, что мир лишь на время расколот,
Что не навечно
Боль и печали...

Но измельчали. Увы, измельчали...
Их же потомки
Прячутся робко
В затхлой тиши кабинетных коробок,
Мыслят стандартно,
Далью не бредят,
Сводят безжизненно с дебетом кредит,
Мелко мечтают,
Думают редко...
В них ничего не осталось от предков.


Алексей Гуськов

---

ходят слухи, что где-то на севере дикой страны
у подножия гор зарождается древний родник,
его воды чисты, и до самой своей глубины –
как редчайший, молочный, как снег, корнеол-сердолик.
и живущие рядом ходили к ручью забывать,
выпиваешь глоток – и не помнишь беду и печаль,
вместо хаоса волн – на душе лучезарная гладь,
невзаимной нет страсти, и горькой потери не жаль.

он красив, словно бог, ведь он родом из горных долин,
его смешана кровь с той хрустальной волшебной водой,
ни к кому не привязанный мальчик, забвения сын.
не умеющий помнить – рождён под счастливой звездой.
я была влюблена – моего не хватило огня,
все признания схвачены корочкой тонкого льда.
я сгорала дотла – он при встрече не помнил меня.
размывала мои берега сладкой Леты вода.

на коленях стою у изрезанных грозами скал,
хмурый ветер играется дымом растрёпанных кос.
а вода – между пальцев – и в пыль, так и он утекал.
один жадный глоток – и пришёл долгожданный наркоз.
поцелуи его – как и этот знобящий нектар?
мне уже не узнать – он на ласку был сказочно скуп.
приникаю к истоку унять моей жажды пожар,
и темнеет родник при касании ищущих губ.

справедливо ли – Бог выплетает из судеб узор,
не заботясь о том, что смертельно опасно для нас.

я лежу. гладит небо свинцом остывающий взор,
отражаясь на дне моих тёмных невидящих глаз.

Бродячий Мур

---

но потом она оказалась не просто загадочной, а инопланетной

---

Крылья для двоих.

Золотистые точечки вокруг зрачков как будто стали острее – этакие маленькие пики, губы плотно сомкнулись. Она его ненавидела, а он задыхался от сумасшедшего сердцебиения.

***
Денис ощутил, как екнуло сердце и глухо заколотилось: тук... тук... тук... – нехотя, словно давным-давно позабыло, каково это, стучать не просто потому, что надо, а с умыслом – великим значением.

***
– Любовь окрыляет, – произнёс он. И тут же прибавил: – Так говорят.
– Хм, окрыляет... Лишь для того, чтобы человек воспарил над своими проблемами, забылся, а потом крылья отнимают – и хрясь...
– А может не у всех отнимают? – засомневался Денис.
– Может, – Девушка вздохнула. – У самых достойных, наверное, не отнимают.
– А достойные они какие? Старушек переводить через дорогу надо? Подавать нищим? Ни над кем не прикалываться? Не ругаться матом? Не распивать спиртных напитков? Молиться на ночь?
Оля фыркнула.
– Я думаю, достойными вполне могут быть те, кто пытается стать лучше, чем есть.
– А кто не пытается?
Девушка пожала плечами.
– Кто не пытается, тот как раз и хрясь... Обычно всегда.
Он ничего на это не сказал. Неожиданно ему стало понятно, почему любовь его раньше не настигала. Любовь, оказывается, не для всех.
От пришедшего на ум объяснения Денис резко выпрямился и заглянул девушки в лицо:
– А ты веришь в любовь, которая даётся в наказание?
Их взгляды встретились и она прошептала:
– Верю.

***
– Зачем ты?!
Оля обернулась, холодно на него взглянула:
– А ты зачем?
– Я был не прав! – на одном дыхании признался он.
Она кивнула.
– Я тоже... когда заказывала у знакомого бомбу, чтобы тебя всего лишь напугать, а не убить.

***
Артур рассматривал её по-новому. Открытые плечи, рассыпавшиеся по ним завитые волосы, изящную шею, длинные ноги, тонкий стан – все то, чего ему за их странное знакомство не удалось увидеть, но что другие видели множество раз. Он смотрел в любимые глаза, с такой легкостью обманувшие его, на губы, ни разу не целованные им, но целованные при нем другим, и ему казалось, будто сердце его швырнули в терновник. Было больно и невыносимо горячо, как если бы кровь потекла из-под каждого шипа, вонзившегося в тело.

***
– Вот, значит, как отнимают крылья.
Она подняла на него глаза:
– Да... так.
Артур долго вглядывался в её бледное лицо, а потом спросил:
– А ты уверена, что у достойных не отберут?
– Нет, не уверена, – покачала головой девушка.
Он взял её руку и крепко сжал.
– Любовь для достойных, верь. – Артур выпустил её тонкую кисть и прошептал: – Ради счастья быть с тобой я бы заслужил и крылья.
Она попыталась его удержать, но он отступил и, прежде чем уйти, негромко сказал:
– А мира и правда два, ты все верно подметила.

***
Он приняла решение за неё, выбрал разлуку, чтобы у них, недостойных, не отняли любовь, прежде чем они станут немного лучше. Она не боялась этих месяцев вдали от него, потому что знала – впереди целая жизнь. Много– много лет, которые они проведут вместе, если сейчас не поддадутся порыву, не рискнут своими неокрепшими крыльями, дарованными им за одно только желание стать достойными.

---

слышали новость? в четверг с утра небо держало большой совет, и председатель сказал: «пора что-то менять. среди всех планет – только у нас за войной война, только у нас без вины – на крест, каждой ошибке – своя цена: в петлю, в монахи и под арест. в вихре крестин-похорон-женитьб люди забыли о нас совсем. хватит их раем уже дразнить, адом пугать, как детей, – зачем? пусть их – живут и живут себе, новых рожают, спешат стареть. если свободу вручил толпе, нет больше смысла брать в руки плеть. хочешь им счастья – так сразу дай ключик к мечте, покажи маршрут. разве им будет твой нужен рай? слушай, оставь их, пускай живут». только в ответ усмехнулся Бог: "воля дана, чтобы встать с колен, выбрать свою среди ста дорог. если кто верует – тот блажен. как-то я, знаешь, устал от слуг – скучен церковный парад-алле. люди вернутся ко мне, мой друг, - пусть поблуждают пока во мгле". «что в протокол записать, Господь? мне документ отправлять в Синод, сразу бы копию подколоть». ангел склонился, строчит в блокнот:

«жизнь испытает огнём и льдом, звёзды мерцают в конце пути. там тебя ждет настоящий дом.

верь. и ты сможешь его найти».


Бродячий Мур

---

Иногда я просыпаюсь посреди ночи и думаю о тебе. Со всей нежностью на какую способна я вспоминаю тебя, твои ладони с длинными пальцами и проступающими тонкими венами.
Твои дурацкие волосы, вечно торчащие в разные стороны. Твою улыбку и твоё упрямое желание никогда не соглашаться со мной.
И все, больше я ничего не помню.
Я вспоминаю себя, свою любовь и понимание того, что ты совершенно не такой как я представляла в свои четырнадцать выводит меня будто на расстрел. Но это ничего.

Мне двадцать один сейчас и я осознаю насколько устала доказывать что-либо людям. Представляешь, я больше не спорю ни с кем. Честное слово, я не вынуждаю людей делать выбор между правильным и привычным, между тем как нужно сделать и тем как удобнее, если бы два года назад я сказала кому либо об этом, то в ответ услышала бы смех. Я больше ничего не жду, точнее жду всегда только самого худшего, и это тоже ничего.

В моем сегодняшнем разговоре с мамой я наконец-то убедила и её, и себя, что я не очень хороший человек. Потому что я так и не научилась прощать людям их ошибки, я так и не научилась искать оправдания человеческой глупости. Я так и не смогла никому доказать, что жить нужно правильно, поступать как должно и будь, что будет.

Мне двадцать один, а такое чувство, что семь тысяч. Раньше мне казалось, что когда пройдёт подростковый период вся моя вековая печаль уйдёт, я перестану быть такой идеалисткой, я перестану требовать все или ничего. Мне казалось возможным смирится с тем, что я не совершенна, что я люблю поесть и не умею скрывать свои эмоции. Я ошиблась, я не научилась ничему. И вековая печаль не прошла, просто теперь она непостоянна, иногда накатывает волнами, а потом уходит, как уходит вода во время отлива.

Мне очень хотелось стать великой, даже не всеобщее признание или славу, мне просто хотелось запомнится людям чем-то выдающимся. Не так как все поэты или писатели, а что-то более древнее и могущественное. Как если бы во мне обнаружилась кровь атлантов, которые никогда не существовали. Как если бы я могла быть такой же бесстрашной, смогла бы держать мир на плечах.

В день великой победы я заплакала. Я гуляла с друзьями по набережной в моем новом городе, была счастлива, ела горячие блины с ветчиной и пила холодный клюквенный морс.
А потом я плакала, стояла оперевшись на перила и смотрела как в воду капают слезы. Тебе никогда не казалось, что этот день создан для того, чтобы плакать?

Пять лет назад я закончила школу, тогда находясь на своём выпускном и получая аттестат я думала о везении, о том что мы должны быть счастливы за то, что наша жизнь спокойна настолько насколько она вообще могла быть спокойной.
Я недавно читала историю молодой девушки, как её прабабушка вспоминала начало войны. "17 лет! выпускной вальс! молодые, мечтающие, горячие! Тогда на наш город посыпались снаряды, я прошла всю войну, всю войну! но этот момент вспоминаю с особой болью." Тебе не кажется, что при прочтении этих строк сердце бьется особенно остро?

Вчера я перечитывала Двух капитанов, а сегодня взялась за Овода. Иногда мне так хочется стереть себе память и пережить все чувства, что я вынула из себя при прочтении. У меня не получается сложить в буквы то, что сидит внутри меня когда я пробегаю глазами знакомые строчки. Но это всегда очень тяжело, иногда мне даже приходится собраться с духом, посидеть минутку другую, чтобы продолжить, чтобы заставить себя вновь пройти через это. "Такое чувство, что все кости сломаны тоже."

Интересно, почему я пишу именно тебе? Не кому-то, не своей маме, не своим друзьям, а незнакомцу. Как так получается, что даже спустя столько времени мне легче посвятить внутренние мысли тебе?
Незнакомец, такое слово хорошее. Оно четко характеризует тебя, для меня ты по прежнему незнакомец, я придумала тебя когда-то давно и не смирившись с тем, что ты не соответствуешь моей действительности, предпочла отстранится и в своём сознании оставить тебя правильным. Наверное поэтому мне так легко.

Мои мысли скачут с одной на другую. Слишком много случается со мной последнее время и приходится многое переосмысливать, вспоминать и делать по другому. Мне бы хотелось, чтобы в этот момент был со мной рядом любящий мужчина. Но его нет, но как я уже говорила, это ничего. Это пройдёт, всегда проходит.

Наверное я зря столько читаю, наверное зря столько мечтаю. Мне всегда хотелось, чтобы за меня боролись. Человек приходит к моему дому и приносит своё обнаженное сердце.
Как же говорил Саня Григорьев?
"Я не знал, что ждёт меня. Но я твёрдо знал, что это навсегда, что Катя – моя, и я её – на всю жизнь."
Вот и мне так хочется, многолетней борьбы и потом на всю жизнь.

---

я лежу под сырой землёй головой на север
где-то между корнями дуба, сосны и клёна,
надо мной много лет ходят люди и рыщут звери,
давно умер последний, кто знал бы меня и помнил.

позвоночник расщеплен сердечником твёрдой пули,
но под талой водой я не знаю ни сна, ни боли.
мне нашептывал ветер, пожухлые листья льнули:
если взять ком земли, то в нём каждом есть по герою.

дождь смывал мою кровь, отдавая её берёзам,
мою прятали кожу тяжёлые руки-ветки,
слой за слоем ложилась на тело со склона осыпь.
моих глаз не касался сквозь кроны луч солнца редкий,

и когда я лежу между дубом, сосной и клёном,
надо мной проплывает время неторопливо.
я давно не боюсь ничего, лишь раскатов грома, —
каждый раз я уверена, это вернулись взрывы.

Яна Лехчина́


***

и встают воины, прямо во весь рост.
и молчат воины, глядя вперед сквозь
дымовую завесу. и изнутри всхлип
превращается то ли в выкрик, а то ли в хрип.

и идут воины полем до тех мест,
где следы прошлого и за крестом - крест,
где попам в храмах век упокой петь,
где нашли славу, славу и с ней смерть

и молчат воины, глядя теперь ввысь.
и встаёт к воинам Киев, Москва, Минск,
Севастополь и Ленинград, и встаёт мир.
и на краткий, совсем краткий один миг

старики-воины, вспомнив былой пыл,
говорят Родине: я тебя защитил.
я тебя вырастил в бой, в полумрак, в шум.
ты цвети, Родина.
большего не прошу.

Даниил Тихонов

***

перетянута ленточкой белой моя коса.
мне пять лет. я иду на парад в честь Большой победы.
меня дедушка за руку держит, и полоса
в мирном небе за МИГом стремительным мчится следом.

время - быстрый болид, так летит - не догнать вовек.
разве знали на фронте, в окопе, в горящем танке,
что в обход тысяч жертв попытается человек
вне войны превратить здесь автобусы в катафалки?

разве знали медсестры с уставшей, больной спиной,
под огнём выносившие павших, не зная страха,
что в соседних республиках (ставших другой страной)
перечеркивать будут историю одним махом?

разве знали солдаты, идущие на Берлин,
разделившие смелость, табак да одну буханку,
что известный "продюсер", а может, и не один,
фильмом пафосным подвиг их вывернет наизнанку.

на комоде билет на парад, черно-рыжий шёлк.
поглядим, я - с трибун, дед - с небес. как ещё поздравить?
мы
- не фото на палках -
и есть тот бессмертный полк.

мы храним, от отцов к сыновьям, о героях память.

Лёша Самолётова

---

мне так много хочется, Господи, очень многого -
неба ясного, чистого, морюшка осьминогого,
и собаку большую, прыткую и лохматую,
и работу любимую, чтобы к тому ж с зарплатою,

и рассветов таких, будто они - рождение,
и сирени бессмысленной вечное чтоб цветение,
чтобы мама жила и вечней любой сирени,
чтобы мир никогда не ставил нас на колени

перед выбором диким, яростным и ничтожным,
пред таким, когда выбрать, Господи, невозможно,
чтобы третий этаж больнички, где онкология,
был стабильно пустою, ненужною территорией,

чтобы сила в словах незыблемой была силой,
чтобы счастливы были все, кого я любила,
чтобы счастливы были все, без причин и правил...
мне так многого хочется, Господи, ты б добавил

в моем коде какой рубильничек на хотелки,
подкрутил бы во мне шестереночки все и стрелки,
а иначе свихнуться страшно. мой милый Боже,
помоги хоть чему-нибудь сбыться,

ведь ты поможешь?


Пряша | Ольга Птицева

---

Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня.
До свиданья, стена. Я пошел. Пусть приснятся кусты.
Вдоль уснувших больниц. Освещенный луной. Как и ты.
Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.

Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.
Все равно я сюда никогда не приду умирать,
Все равно ты меня никогда не попросишь: вернись.
Если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись.
Человек -- это шар, а душа -- это нить, говоришь.
В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.
Отпустить -- говоришь -- вознестись над зеленой листвой.
Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.

Разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,
изобилье минут вдалеке на больничных часах.
Проплывает буксир. Пустота у него за кормой.
Золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.
Посвящаю свободе одиночество возле стены.
Завещаю стене стук шагов посреди тишины.
Обращаюсь к стене, в темноте напряженно дыша:
завещаю тебе навсегда обуздать малыша.

Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.
Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.
Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,
не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.
Только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.
Ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чем.
Только жить, только жить и на все наплевать, забывать.
Не хочу умирать. Не могу я себя убивать.

Так окрикни меня. Мастерица кричать и ругать.
Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.
Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:
Эй, малыш! -- и тотчас по пространствам пустым полечу.
Ты права: нужно что-то иметь за спиной.
Хорошо, что теперь остаются во мраке за мной
не безгласный агент с голубиным плащом на плече,
не душа и не плоть -- только тень на твоем кирпиче.

Изолятор тоски -- или просто движенье вперед.
Надзиратель любви -- или просто мой русский народ.
Хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.
Хорошо, что всегда все равно вам, кого вам казнить.
За тобою тюрьма. А за мною -- лишь тень на тебе.
Хорошо, что ползет ярко-желтый рассвет по трубе.
Хорошо, что кончается ночь. Приближается день.
Сохрани мою тень.


Иосиф Бродский
Письма к стене
1964

---

09.10.2012 в 12:40

Пишет  анестезия души:

тебе кажется, что ты взрослеешь постепенно, но, черт возьми, однажды это хлестнет тебя как ветка в лесу, отпущенная впереди идущим.

---

будь мне тем, кем другие не были.
будь муссонностью южных сил, героиней наскальной небыли, взрослой сказкой, что я носил под подкожной бронёй из олова, чем молитвенно дорожил. перед кем я склоняю голову, если даже летят ножи в мою спину, надежду, веру, и
прорывают меня насквозь? если я ни во что не верую - значит, что-нибудь не сбылось из того, чем однажды в юности упивался, смеясь до слёз. мыслеформы в слова я вью, но стих ничего к небесам не внёс.

я пойду до тебя пустынями, по которым парит сандал; сотню жизней назад застыли мы, только я и в сто первой ждал. ветер пряностью давит плечи, но одного ему не отнять: всё тобою одной отмечено, по минутам, часам и дням.
я за Буддой пойду бесправедно, если нужно - и за Кали, лишь бы знать, что ещё исправит, но
нас кармически закалит.

от муссонных ветров к восточному переливу песчаных сил...
будь мне жизнью, ведь с ней бессрочны мы.
будь мне той, что мой дух носил.

Сиэль Декабрь

---

любовь – это восхитительно. особенно первые пару недель. тебя просто разрывает от чувств.
а потом просто разрывает.

---

в конце концов каждый из нас решает сам, страдать или быть счастливым
и никакие теории всего мира не изменят данного факта
выбери счастье не смотря ни на что

---

март кончался, когда я решила тебе написать об этом:
что пора уже строить жизнь, а не быть поэтом. что пора наизусть знать цену жилья и гречи. что пора перестать пить вино. относится легче ко всем тягостям и существующему раздраю. я иду по садовой, как будто бы я не знаю ни тебя, ни списка твоих болячек. сделай жизнь чуть стабильнее.
ты ведь уже не мальчик?

только мне ли учить?! мне ли нудеть гнусаво? я почти гренадин, ты почти что блю кюрасао. и на радужке глаз отпечататься полумерой. жить сначала терпением, после — банальной верой. в наше общее "дальше". ценно? необходимо? что когда нибудь мы доедем до риги, рима, до чукотки, парижа, вены и грязной праги. что когда-нибудь зафиксируем на бумаге наши чувства, а после это покажем внукам. но пока что по-горло мы сыты с тобой друг-другом.

что бы ни было здесь, в этой комнате, я высекаю плавно линии букв и имя твое с заглавной. холодные строки струятся на лист, как ливни. хочешь спасти нас?
так действуй!
так говори мне!
чувства переливай в слова, складывай в текст и пой их.
так было бы лучше, поверь мне, для нас обоих.
упертых, живых, не ждущих небесной маны.
несущих домой орешки (полны карманы).

неясных,
нерезких,
неправильного формата.
влюбленных в миндальный кофе из автомата.
в извечную нищету и гиеньи ссоры. целующихся на красные светофоры, на серые небеса (наш город других не видел), на волны невы, на весь отрешенный питер.

теряя тебя на картах, иду вслепую. когда-то давно ты очень любил другую, стирая с ней дни, бесценные нервы, ночи. но я никогда, клянусь, не любила прочих. их пресные образы, тусклые очи, скулы. они так пусты, безвкусны, малы, сутулы.
их руки, колени, голени, поясницы. их шеи, запястья, ямочки и ключицы. мне все это безразлично, без лжи скажу я. сердце знает любовь неистовую, большую. и теперь не дает реакций на все, что мельче. ты ложишься, как ноша тяжкая, мне на плечи.
я несу и несу. судьба наделила властью.
ты однажды придешь и останешься,
это и будет
счастье.


Аришка

---

данное стихотворение как выстрел в голову на поражение.

когда увидишь мой смятый след, услышишь выстрелы за спиной, поймешь, что против меня весь свет, поймешь, что мир на меня войной, оставь дела и запри в сундук, вели соседке кормить кота, рассеяв выдохом тишину, иди к знакомым тебе местам.
лови сигналы на частоте, чужие сбрасывая звонки, (приметы: родинка на щеке и раздражающие шаги). ищи меня в сводках новостей, в строке бегущей, в пустом окне, меня, продрогшего до костей, меня, стоящего в стороне. меня, потерянного в себе и вечно спорящего с тобой, пускай меняется континент и пояс движется часовой. пускай плывут под водой киты, а буревестник взлетает вверх, пока ты видишь мои следы, пока не продан последний смех, иди за мной, отыщи меня, в открытом космосе, среди льдин, от бега быстрого пусть горят глаза и щеки, и нет причин, чтоб защищать меня от судьбы и слепо следовать по пятам. и пусть на куртке осядет пыль, и пусть ботинки сотрутся в хлам, пока ты веришь в меня - я жив, и пусть тебе говорят, что я - всего лишь сказка, безумный миф, мозг пожирающий страшный яд, пускай меня отрицает свет, пусть от меня отказался бог, пусть я безмолвен, и глух, и слеп, и с губ слетает последний вздох, пускай меня замели пески, пусть под ногами дрожит земля, не отнимай от меня руки, не отрекайся, держи меня.
и до тех пор, пока ты со мной, пока ты веришь в меня еще, и на губах твоих моря соль, кусает ветер поверхность щек, а сердце гулко стучит в груди, и твой румянец затмил зарю, иди за мной, лишь за мной иди.

ищи.
я тоже тебя ищу.


Джио Россо

---

Не знаю почему люди говорят, что-то про сердце
Когда я влюбляюсь у меня встаёт огромный ком в горле и в животе, это жутко не романтично
Мне больно глотать, думать и ходить. Возможно при влюблённости стоит испытывать какие-то более положительные чувства, но это наверное только в тех случаях, когда вы получаете ответ. А когда вы получаете пинок под зад, как в моем, только и остаётся, что этот ком в горле мешающий жить.

А после влюблённости приходит любовь, и как сказала Рината Литвинов "любовь иногда совсем далека от чувственности, совсем совсем. это как удар ножом в сердце и вечная боль."
Так вот любовь это последняя стадия моего спуска вниз.

У меня все.

---

запомни, дважды достоин уважения тот, кто способен сражаться голым


канал имени Москвы

хочется быть чуточку сильнее и достойней.

---

иногда зачитываешься чьей то красивой историей любви или не очень красивой, желательно правда со счастливым концом. совершенно забывая, что по ту сторону экрана находятся не идеальные люди, похожие на тебя в своём несовершенстве. со своими странностями, заморочками, психами и скелетами в шкафах.

потому что совершенство, пожалуй, совсем ни к чему, если ты счастлив.

так вот, ты забываешь об этом и представляешь себе, что-то нереально сказочное, мечтаешь увидеть эту пару загадочных идиотов, возможно даже его хитрую улыбку, длинные пальцы с аккуратными ногтями или незаметную родинку на щеке и её чуть хрипловатый коньячий голос.
мечтаешь прикоснутся к солнцу и погреться. рассуждаешь совершенно по кретински:
– как она красиво страдает, какие слова пишет.
или же наоборот:
– как он счастлив, как можно вложить столько чувств в такое незначительное предложение.

в голове складывается определённый образ прекрасных, надменных или невообразимо утонченных людей.

а потом ты встречаешь на улице этих ребят и оказывается, что у неё зуб кривой или ноги, а он вообще с прыщами на лице, ещё и картавит, и вовсе не так мило, как ей кажется.

но приглядевшись внимательней становится заметно блестящие глаза девушки, и то как парень аккуратно сжимает её ладонь.
и наушники, и один ритм, который они отбивают вместе. чуть склонённые головы под определённым углом.
неподдельное счастье.

и понимаешь, что некрасивая тут ты, и одинокая к тому же.

---

Когда тебе в душу вонзается меч, твоя задача: смотреть спокойно, не кровоточить, принимать холод меча с холодностью камня. И благодаря этому удару стать после него неуязвимым.


Франц Кафка. Ангелы не летают.